Книга Сага о Кае Эрлингссоне [СИ] - Наталья Викторовна Бутырская

челюсть. Вроде бы все зубы остались на месте.

— Он это заслужил, — сдуру буркнул я и тут же огреб вторую оплеуху.

— Я же говорил, что не могу его обвинить, не подставив тебя под гнев Скирре! А теперь Торкель точно знает, что ты там был, и подозревает, что это ты убил сраного Роальда, чтоб он сдох на пуповине своей матери!

— Теперь его отправят под суд?

— Когда мне сказали, что ты дрыхнешь на кнорре, что привез Тинура Жабу, я пошел это проверить, а Торкель тем временем удрал. Прямо ночью, как жалкий тать.

Стыдно сказать, но после этих слов мне полегчало. Я все еще не мог забыть, как Торкель отсек одним ударом Ове голову и руки, и мне несколько раз снилось, что он делает то же самое и со мной.

Запал гнева у отца иссяк, он опустился на скамью и, уже притворно хмуря брови, спросил:

— А чего ты пристал к той рабыне? Тебе нравятся старухи? Мать, ты слышала?

Мама благоразумно не подходила во время трепки, а сейчас вынырнула из-за ткацкого станка, за который садилась, лишь когда хотела показать свою покладистость. Я же пытался припомнить лицо той женщины, которую потащил с собой, но вспоминалось лишь ее пищание насчет неизвестной Лисбет, пустой кувшин из-под медовухи и теплота за пазухой.

— Эрлинг, я ведь согласилась взять в дом двух молоденьких рабынь, как ты сказал, ради Кая. Теперь он воин, он вышел из моей опеки.

Я переводил взгляд с отца на мать и не понимал с похмелья, о чем они вообще говорят. Нет, я помнил, как у нас в доме появились две девчушки, они помогали матери со скотиной, пряли, готовили, даже ночевали в нашем же доме, в его дальней части, но я вообще не воспринимал их как женщин. Они были немногим старше меня, ходили в длинных балахонах, вечно суетились рядом. Да я их и не замечал вовсе. По сравнению с Дагной они все равно что трясогузки рядом с лебедью. А сейчас мать говорит, что взяла их специально для меня?

До первой руны мужчина не имеет права лечь с женщиной. Ну, а потом у меня тоже как-то не заладилось. И почему все говорят про старуху?

Когда мать показала мне ту рабыню, которую я пытался завалить, я решил, что больше никогда не возьму в рот медовуху. Что я там говорил про Кая Свинокола? Да отличное прозвище! Куда лучше, чем Кай Старушколюб. А ведь это вполне возможно. С таким прозвищем я сам пойду к Торкелю, пусть лучше меня распнут, чем жить с таким именем.

Пару дней я проторчал дома, не хотел показываться на людях. Да, я боялся. Боялся услышать обидное прозвище или тупые насмешки, хотя настоящий воин не должен опасаться ни острых мечей, ни острых языков. Достаточно только вспомнить Фомрира! Вот уж у кого язык был длиннее, чем руки.

Тем временем, почти все гости разъехались. Уплыл Тинур Жаба, который сумел сломать барьер и подняться до хельта. Ушли корабли Скорни Тарана и Марни Топота. Вильнула хвостом и Дагна Сильная, забрав сердца червя и кучу мужских сердец в придачу. Торкель, как и сказал отец, ушел ночью со своей небогатой командой. Теперь Сторбаш снова погрузится в такую спячку, что жрецы Мамира будут избегать наш город еще десять лет.

А к нам в дом зачастили с визитами соседи. Или вернее сказать, соседки. Каждой бабе, которой не посчастливилось родить дочь тринадцать-четырнадцать зим назад, вдруг срочно понадобился совет моей матери. То обсудить узор на рубахе, то способ приготовления опары, то еще чего-то.

Когда я прямо спросил у мамы, что это с ними, она, смеясь, ответила:

— Так ведь слух прошел, что ты девками начал интересоваться. Вот и водят тебе дочек показать.

— Я жениться не собираюсь.

— Так никто и не неволит. Ты сам выберешь, когда придет пора. Вот только если ты будешь их всех избегать, люди невесть что могут подумать.

— Чего это они подумают? — набычился я, не желая слышать ответ.

— Ну, что тебе нравятся женщины постарше, — сказала она и расхохоталась в голос.

— Ничего подобного! — закричал я. — Просто их дочки как бледные курицы, сидят, молчат, подолы теребят в руках. А мне нравятся побоевитее. Вон, как Дагна!

Мать отсмеялась, взяла в руки незаконченную рубаху и принялась за шитье.

— Ты слышал сказ о том, как боги и люди придумали брак?

— Нет.

— Когда мир был еще молод, и боги еще ходили среди людей, увидел бог-рыбак Миринн прекрасную Марру, перворожденную великаншу, и тут же возжелал ее. Ведь такой красавицы и среди весенних богинь не найти! Ростом с вольную сосенку, тяжелая рыжая коса до пояса, ноги как молодые дубы, крутые плечи, мощные руки, что способны из камня сок выдавить, пышная грудь, что может вскормить множество детей, глаза подобны звездам — столь же яркие и далекие. И всякое дело у нее спорилось — мамонта убивала одним ударом кулака промеж бивней, из его шкуры за ночь сшивала шубу и мясо засаливала. А ее громоподобный голос было слышно за три дневных перехода, а от ее песен с деревьев опадала листва.

Я недоуменно посмотрел на мать, уж не смеется ли она надо мной снова.

— Закинул Миринн сеть, и весь улов на подарки отложил: семь дней он коптил, жарил и пек рыбу. И с тремя возами угощений приехал к возлюбленной. Но отказала ему звездноокая Марра, сказала, что провонял он рыбой, и одежда на нем стара и плоха.

Три дня отмывался в море бог-рыбак, стер пять скал до основания, пока соскребал об них грязь со своего тела. Надел он новые одежды, вдел жемчужные серьги, а драгоценное ожерелье, что сам смастерил из добытых в морской пучине жемчужин, в подарок приготовил.

Но отказала ему рыжекосая Марра, сказала, что пропах он морем, и борода его лохмата и страшна.

Десять дней в горных водах отмывался Миринн, ароматными маслами умащивал бороду и усы, без счета перебил первородных тварей, а из их крови выпарил алые рубины и преподнес их возлюбленной.

И в третий раз отказала прекрасная Марра.

Разозлился на Марру бог-рыбак, схватил ее за длинные косы и дал оплеуху. Брызнули звезды из глаз великанши и замерли в небе созвездием Глаза влюбленной. Но Марра не растерялась и ответила обидчику тем же. Проделал он спиной дыру и в доме, снес ворота, полдня он летел, сшибая деревья и разбивая скалы, пока не застыл в огромной горе, прорубив там глубокую пещеру.

Вылетел